А. В. Ермаков
НЕЖИВАЯ СРЕДА ОБИТАНИЯ (картинки с выставки)

Писать о технических объектах и технологических процессах, плотным кольцом окружающих современного ребёнка, – дело не слишком благодарное. Пока статья выйдет в свет, официальные нормативы технического оснащения школьных классов могут смениться дважды, если не трижды. Что же до аналогичного домашнего окружения, то сумма его вариантов и комбинаций во много раз превышает количество научно-фантастических романов, издающихся сегодня. Если кому-то кажется, что для решения проблемы взаимоотношений его ребёнка с техническим миром достаточно найти пределы разумного пользования компьютером, телевизором, магнитофоном и другой бытовой техникой, то он ошибается. Вообще, термин «пользование» в этом случае давным-давно пора заменить словом «сотрудничество» или даже «сосуществование». Хотим мы этого или нет, но технические средства обучения давно уже перестали быть набором послушных человеку предметов. Они вошли в среду нашего обитания наряду с комарами, деревьями и воздухом. Они стали частью той реальности, что встречает человека при рождении и готова сопровождать его до самой смерти, а, возможно, и дальше. Не верите? Тогда смотрите сами.

Картинка 1-я. Диверсанты в колыбели

Недавно я гостил в одной верующей семье, на первый взгляд, круто отмежевавшейся от искушения электроникой и психотехникой. Компьютер и телевизор отсутствовали в принципе. От подаренной родственниками микроволновой печи молодые супруги шарахались, как от холерного барака. Читать, считать, писать или говорить по-испански семимесячного младенца, слава Богу, никто не учил. И всё же именно из его кроватки я извлёк игрушки, поведение которых привело меня в неописуемый ужас.

Первой была утка. Самая обычная мягкая игрушка из обшитого синтетикой поролона. Но дело было совсем не в ткани. Утка крякала. Крякала, надо сказать, на совесть. Спрятанный глубоко внутри динамик издавал звуки, которых не постыдилось бы любое подмосковное болото. Родители весело и гордо махали ей перед носом своего дитяти, нисколько не задумываясь о том, что, таким образом, они не только лишают его радости будущего открытия настоящего живого утиного крика, но и, возможно, готовят почву для сравнения русской природы с диковинной тайваньской механикой. Сравнения, очень может быть, не в пользу отечественной реальности. Хотя (давайте задумаемся об этом сразу) домашняя механическая утка в наше время вполне может показаться реальнее дикой.

Но впечатления от утки, а следом и весь белый свет померкли в моих глазах, когда вслед за ней из кроватки достали курицу. Патентованную курицу для стимуляции нервной системы, а также других систем детского организма: зрительной, слуховой, вкусовой, осязательной (насчёт обоняния я не очень уверен; по-моему, она всё же ничем не пахла)… Курицу, которая имела несколько режимов кудахтанья и поблёскивания красными глазами, напоминавшими мигалки ГИБДД, а также гремела, хрустела, скрипела, шелестела разными членами своей поролоновой фигуры, «развивая богатство тактильных ощущений». Напоследок, она изрыгнула из своего чрева (сегодняшние игрушки обзавелись и таким внутренним органом) маленькое бежевое яйцо.

– Ну, а это-то зачем?!

Счастливые родители поспешили замять мою непонятливость и наперебой начали объяснять, что такая деталь не только придаёт игрушке «достоверность», но и приучает ребёнка с малых лет «целомудренно» и спокойно размышлять о процессах размножения живых организмов.

Поражённый увиденным, я, к сожалению, соображал довольно туго и лишь невнятно возражал, что одно и то же тряпичное яйцо на верёвочке, которое можно вынимать и запихивать руками в недра курицы бесконечное количество раз, никак не способствует правильному изучению биологии. Мысль о том, что столь практическое изучение этой науки в раннем возрасте не так уж обязательно, пришла мне в голову уже позднее. Кстати, как и мысль о сомнительных достоинствах «достоверных» игрушек. Ведь если буквально следовать этому принципу, то любой пистолетик должен стрелять (желательно боевыми патронами), а любой паровозик – жечь в топке уголь и возить пассажиров (желательно на Павелецкий вокзал). В конце концов, не легче ли подарить ребёнку настоящую курицу (или револьвер), чем так изощрённо добиваться «жизненной правды» в игре, которая всё-таки должна чем-то отличаться от «настоящей» жизни?

Некоторым читателям может показаться, что я давно отклонился от поставленной темы и слишком увлёкся, описывая свои переживания в гостях. В конце концов, каждый взрослый, а потом и каждый ребёнок выбирает себе игрушки по своему произволу, и ограничивать их выбор бессмысленно. Но ведь описанные мной утка и курица совсем не простые игрушки. Скорее, их (особенно курицу) можно назвать развивающими пособиями или обучающими тренажёрами. Причём довольно несовершенными и безобидными. Сегодня рынок наводнён куда более эмоционально агрессивными изделиями такого рода. Вспомним хотя бы игровые приставки или электронных животных – «тамагочи».

По большому счёту, и это – вчерашний день. Российские глянцевые журналы для родителей уже наперебой размещают рекламу некоего обаятельного чудовища (назовём его, к примеру, оно, правду сказать, его настоящее имя не очень-то казистее), которое «реагирует на все действия ребёнка и может общаться с ним». Представьте себе, как это маленькое ушастое гибридное скрещение совёнка с нетопырём для начала спрашивает имя нового хозяина, к месту или не к месту повторяя его всё последующее время. Потом оно также будет повторять и другие услышанные слова. Ещё оно «любит петь и его можно научить петь любую песенку». К тому же ему «нравится, когда его гладят по животику или спинке, и тогда оно очень забавно урчит». Оно «реагирует на свет и засыпает, когда темно». А вот, похоже, и главная разгадка его привлекательности: «Если Вы заняты работой, то оно умолкнет, но стоит позвать его, как оно очнётся и заговорит с Вами».

Зачем ребёнку может понадобиться такое дружески настроенное существо, и что оно может дать человеку, вступающему в жизнь, в отличие от выходящих из моды «друзей человека»? Что, кроме бытовой стерильности отличает его от домашних животных? Некоторые «прогрессивные» родители уверяли меня, что котёнок и щенок не умеют разговаривать с детьми (что, между прочим, никогда не мешало детям самим говорить с котятами). Утверждение вполне сродни тому, что искусственная утка лучше крякает. Даже если это так, все эти электронно-меховые «друзья», входя в жизнь наших детей, занимают в ней не только собачье место. Чьё ещё? Друзей, сестёр, братьев, родителей?.. А, может быть, место живых существ вообще? Полностью оккупировать его нашим новым «друзьям», конечно, не под силу. Но вот немного потесниться и уступить им нам, видимо, придётся. Хотя, что значит «немного»? И кому «им»?

Картинка 2-я. Потерянная речь…

С кем, вообще, чаще всего общается современный городской ребёнок, особенно дошкольник? С кем он говорит? С другими детьми? Только если он ходит в детский сад (что может позволить себе не более 20% населения), постоянно и свободно гуляет на улице (около 50% городских детей), часто бывает в гостях у соседей или родственников, у которых есть дети, или, наконец, сам живёт в большой многодетной семье. Общение с посторонними, но не совсем чужими взрослыми, которому так способствовали прежние общежития, коммуналки или замкнутые дворы, сейчас становится невозможным в принципе. Во-первых, чужими стали почти все окружающие. Во-вторых, к детям стали проявлять особенный интерес маньяки, бандиты, торговцы органами, наркоторговцы, бомжи… А в-третьих, большинство взрослых интерес к «посторонним детям» потеряло напрочь. Все заняты, все работают. Остаются наёмные няни и воспитатели (редкая экзотика), добрые бабушки и дедушки (вымирающий вид), ну и родители, разумеется.

Но современные родители просто не имеют достаточно сил и времени, чтобы по душам разговаривать с ребёнком. Часто они даже не знают толком, как и зачем это делается. Много ли матерей сегодня умеют петь, например, колыбельные песни? Я знаю семьи, где давным-давно вообще ничего не поют, а ставят пластинку, кассету, диск или достают из коробки его (вы ещё не забыли, кто у нас может «петь любые песенки»?). Детям чуть постарше включают телевизор или видеомагнитофон (хорошо ещё, если на кассете окажутся мультфильмы, а не ужасы или эротика). Дети ещё постарше включают их сами. Потом добавляются мобильный телефон, плеер, компьютер…

В такой обстановке дискуссия на тему «Границы применимости обучающих машин в средней школе» выглядит надуманной. Ребёнок, с малых лет растущий и развивающийся в окружении электронных голосов и мерцающих призраков, сам привычно определяет эти границы. Техника учит его всему. И не надо обольщаться, что техническую среду общения создают люди. Неизвестно ещё, кто кого создаёт, по крайней мере, последние лет тридцать. Лучшим примером этого может быть постепенное исчезновение или, как теперь принято говорить, «отмирание» человеческой речи.

Процесс этот, только ещё набирающий обороты в России, в Европе и Америке уже давным-давно стал серьёзной проблемой. Около двадцати лет назад в Германии количество детей с нарушениями речевой и слуховой способности не превышало 4%. Но в 1988 – 1992 детский врач из Майнца Манфред Хайнеманн обнаружил, что среди трёх-четырёхлетних малышей процент речевых нарушений приближается к 25. Сегодня этот показатель вырос ещё на 20%. Почти половина немецких детей не умеет нормально разговаривать! Да и не только немецких. В 1996 году в начальных школах Великобритании запустили специальную программу, обучающую первоклассников спрашивать дорогу и здороваться. Агентства социального страхования в той же Германии настолько озабочены ростом специальных логопедических школ, что на собственные средства выпустили книгу «Поговори со мной!» Тема более чем актуальная, ведь средняя европейская мать тратит на разговоры со своим ребёнком 12 минут в день.

Пятнадцатистраничная брошюра Райнера Патцлаффа «Детство умолкает», изданная на ту же тему у нас, конечно, не может подробно описать все особенности проблемы утраты речи, но суть её объясняет довольно ясно. «Языковедение привыкло видеть в речи человека не что иное, как средство передачи информации от «передатчика» к «приёмнику». Однако у такого понимания, возникшего уже в XIX столетии, есть серьёзные последствия. Если речь идёт только о содержании, которое нужно передать, то… информация может достичь цели при помощи различных средств – письма, знаков, образов, жестов… Но для ребёнка, которому предстоит освоиться с миром речи, ни в коей мере не безразлична среда. Ведь только благодаря обращённому к нему слову он может стать человеком в истинном смысле слова», – пишет Патцлафф.

Речь – это, прежде всего, искусство движения. «Прежде, чем маленькому ребёнку удастся сформулировать одно единственное предложение, ему необходимо научиться владеть в совершенстве более ста мышцами, участвующими в процессе речи и координировать их». Один из главных теоретиков кинесики (науки о движениях человеческого организма), американский учёный Кондон не так давно впервые описал удивительную синхронность движений всех частей тела говорящего и слушающего, напоминающую «изящный и плавный танец». Некоторые учёные предполагают, что эти движения стимулируют не только мышечную активность или мелкую моторику конечностей, но и правильный рост скелета, а также активность коры головного мозга. Все эти факты приведены здесь для того, чтобы можно было наглядно представить, чего ежедневно лишает ребёнка наша аудиовизуальная техника, которая, в то же время, несомненно, сообщает ему массу интересной и полезной информации.